Искать!
ММКФ
Мультимедиа Арт Музей
Музыка
Фестивали
Статьи и рецензии
Литературная гостиная
Театры и выставки
Новости культуры
Общество
Контакты
ФОТО и ВИДЕО
Портал работает под управлением vPortal CMS 2.0

 
 
Добро пожаловать! [ регистрация ]
 
 

Лев Алабин.Киселёвка без Киселя

В библиотеке им. Волошина, прошла презентация трех книг о Крыме. «Крымская сага» Елены Павловой-Арендт, Симферополь, Бизнесинформ, «Хроники киловой горки», (Крым, Коктебель. Киселевка) Наталии Слюсаревой, Симферополь, Орианда. И «Крымские аргонавты ХХ-го века», Натальи Менчинской, Дом-музей Марины Цветаевой. Под впечатлением, я написал свои воспоминания о Коктебеле и знаменитой Киселевке.


О Киселевке ходили легенды. И мне очень хотелось туда попасть.  Я жил в Коктебеле,  жил подолгу, но о Киселевке только слышал, даже не представлял, где она находится. Казалось бы, маленький поселок,  и все должны друг друга знать, и поневоле жизнь должна быть общей. Но жизнь не была общей.  Жизнь письмэнников в их коттеджах в Доме  творчества, санаторная жизнь отдыхающих шахтеров, высокоинтеллектуальная и  фрондирующая жизнь веранды Изергиной, и сквот Киселевки, были совсем разными, ни одной точкой не соприкасающимися  мирами.
 Рассказы о Киселевке  были противоречивыми.  Одни говорили, что любой может туда прийти и жить. Другие говорили, что там каждую ночь облавы. Третьи говорили, что там абсолютная свобода нравов.  Все это  как-то кружило голову. Девушки, свобода, и потом тяжелая расплата. И я мечтал о неведомой девушке с Киселевки, с совершенно  свободными нравами. И готов был потом идти на жертвы.
 В Москве, в моей кампании часто  заходила речь о Киселевке. Говорили, что там  постоянно живут художники-нонконформисты. Среди них Борух, который всех поит своим уникальным напитком. Водкой, настоянной на перце и чесноке. И меня угощали этой огненной водкой, и,  глотнув  огня, надо было несколько минут отдыхиваться.  Так сильно она обжигала. Так я приобщался к Киселевке, и постепенно  привыкал  к ее нравам и вкусам. Без подготовки  и тренировки принять и вместить Киселевку, было невозможно.
В Коктебеле я жил у Марии Николаевны Изергиной, тут на веранде каждый вечер проходили  прекрасные действа.  Происходило нечто несказанно необычное. Не только необычное, а просто невероятное. Например, какой-то  засекреченный физик-атомщик  рассказывал о строительстве атомной  электростанции в Крыму, прямо на геологическом разломе, и обещал в случае  аварии,  катастрофу в рамках земного шара. Или профессор со скрипучим голосом делал доклад  о том, почему вымерли динозавры.  Заслушивались  доклады философов андеграунда, например: «Киркегор и Достоевский».   Гройс, ныне профессор какого-то американского университета,  был  интеллектуальной звездой. Академический уровень  жителей   этого дома   просто зашкаливал.  Так же тут проводились поэтические чтения и диспуты.  Иногда читал  свои стихи и я. Марии Николаевне нравились стихи иронические и  шуточные. Она категорически не переносила «нытья». Больше всего она любила Лимонова. Да, тут  было  все необычное. И стихи Лимонова   были самыми необычными, что только возможно услышать. «Я ел суп» - так начиналось одно из самых вдохновенных. Никто не ведает, когда застигает поэта вдохновение. Когда он смотрит  на звезды, или когда обедает. Лимонова оно посещало  за самыми прозаическими занятиями. И самое главное.  Любой доклад, даже о последних днях Пушкина, заканчивался общим хохотом.  Поживешь тут недельку, обхохочешься до слез. А потом возвращаешься  к своим делам, в свою городскую квартиру, начинаешь вспоминать, что же вызывало такое безудержное веселье, и не можешь вспомнить.
Однажды в гости на веранду пришла большая и необъятная девушка. Оказалось, что  она живет у Киселя. Это была самая необычная девушка, которую можно представить. У нее было  четверо детей,  от разных мужчин, и мужей. И одна дочь была вроде от самого Киселя. Засиделись допоздна. Она все рассказывала Марии Николаевне про киселевскую жизнь. Наконец, разошлись. 
 И только я залез в свою щель, безумно уставший от всех разговоров, и смежил тяжелые веки, как меня начали будить. Эта девушка вернулась, правда не с четырьмя, но с одним дитем, разбудила Марию Николаевну, а потом вдвоем они уже  разбудили меня. И я  целый час слушал их. Они требовали почему то, чтобы я залез в палатку и спал вместе с этой девушкой.  У нее сломалась коляска, и она не могла на руках донести до Киселевки свое чадо.   Казалось бы, моя мечта  о приключениях с девушкой из Киселевки, начала сбываться. Но я воображал, что  девушка с Киселёвки,  и со свободными нравами, будет совсем не такой, обрюзгшей, немытой,  многодетной, измученной стиркой и житейскими заботами. Все мое существо восстало против  их плана, и я  с ужасом смотрел на Марию Николавну, которая уже держала  откинутый полог палатки, ожидая, что я туда полезу. А что подумает сам Киселёв? Мой ужас никого не волновал, и никто его не замечал. Обе женщины очень удивились, когда я решительно воспротивился такому  альянсу.
 Наконец, договорились, что  я сам на руках донесу  дитё на Киселевку.  И мы пошли.   Идти надо было с полчаса, и все в горку. Когда, наконец, мы дошли, уже светало.  Мы пришли на какую-то  неогороженную стройку на горе.  И тут я заметил, что под ногами у меня лежит человек, я переступил через него, и чуть не споткнулся о другого.
- Осторожно, не наступи на Светку, у нее температура, - послышалось дикое шипение  моей многодетной спутницы.  И я перешагивал через людей до тех пор, пока не добрался до палатки, которая и была её домом.   Здесь же, на каком-то целлофане,  лежала гора немытой посуды, от которой с фырчанием и хрюканьем кто-то затопал в темноту, заслышав наши шаги.
- Не бойся. Это ёжик, он тут живет, - заметив мое замешательство, сказала  моя спутница. Так я впервые попал на Киселевку. Но остаться здесь и лечь рядом со Светкой, у меня почему-то никакого желания не возникло,  и я быстренько побрел назад, чтобы, наконец, забиться в свою щель и забыться сном.
После этого ночного вояжа, я понял, почему там пьют огненную  Боруховку. При такой скученности и антисанитарии, иначе  и нельзя.
Второе мое пришествие на Киселевку было намного успешнее.  Мой школьный приятель, одноклассник и  плей-бой, Андрей, постоянно менял своих девушек. Причем, девушки были все на  загляденье. Просто произведения искусства, а не девушки.  Я столкнулся с ним возле собственного дома, потому что и он жил тут же неподалеку, и он сказал, что  едет в Коктебель, и будет жить  на Киселевке все лето, потому что сам Кисель его об этом попросил. А сам Кисель занят, и не приедет. Надо чтобы кто-то следил за домом. На плечах у него  был рюкзак, а под рукой новая  красавица, которая  мне застенчиво  улыбнулась.   
Я вспомнил это, через месяц,  когда ткнувшись на веранду, обнаружил, что моя щель занята, и в палатке тоже кто-то жил.  Пришлось идти на Киселевку. К счастью, Андрей не обманул, он частенько любил озадачивать разными розыгрышами. Его я и встретил на горке первым.
На этот раз, я рассмотрел и дом. Весь низ  дома  занимала  огромная каменная мастерская с камином. А на верху, где я никогда не был, существовали две комнаты. В этом огромном каменном зале, все и жили, и тусовались. Условия были спартанскими. Тут ничего не было. Ни запоров,  ни заборов, ни посуды, ни постельного белья, ни постелей.  Существовал один кран, из которого текла вода.  На этом удобства кончались.
 Населяли Киселевку люди еще более необычные, чем люди Веранды. Ну, казалось бы, что  может быть необычнее? Подруга Андрея оказалась девушкой-цветком. Она была дочкой какого-то известного художника нон-конформиста, чьи работы продавались только за доллары. Её все знали и все перед ней благоговели. За долгое время нашего общения, я не услышал от нее ни слова. Она было в буквальном смысле  девушкой-цветком. Безгласной и постоянно цветущей, потому что основным ее занятием было украшение себя. Она вплетала в свои чудесные волосы  цветы, она  постоянно пришивала к своей одежде фенечки, которые сама же искусно делала из всякого мусора.
Когда она, с ног до головы украшенная собственным рукоделием, шла по Коктебелю, то останавливалось движение.  Такой она являла себя людям, что они впадали в ступор. Откуда такое в стране Советов? Но она не обращала никакого внимания на тот фурор, который производила. И шла с отрешенным и счастливым ликом Будды, иногда даже пританцовывая от счастья.
Через несколько дней на Киселевке появилась другая девушка, еще более необычная. Оказалось, что посуды тут вполне достаточно. Давным-давно нанесли  тарелок, вилок и ложек из ближних столовок. Просто её не мыли, поэтому никто ей и не пользовался. Вот я и думал,  что посуды  вообще нет.  И эта девушка, как только объявилась, сразу взяла на себя миссию посуды.  Посуда хранилась под открытым небом,  в зарослях  колючек.  Там же лежали и горы тазов и кастрюль.  Вся эта утварь лежала здесь, по всей видимости, еще с зимы, потому что вся была в земле. Бросили ее тут в надежде, что дожди, птички и ежи, в конце концов, сделают ее чистой. К посуде здесь применялись человеческие критерии. В смысле, что только страдания, лишения и невзгоды, делают человека чище и человечнее. Так же и посуда должна была претерпеть нечто вроде ссылки, чтобы очиститься.
Девушка знала это укромное место, где хранилась посуда, и принялась за дело.  Так у нас появились  чашки,  ложки большие и маленькие,  тарелки, блюдца и даже вилки.

читать дальше: http://www.akrida.ru/news/16232.html


V Национальная премия в области веб-контента объявила номинантов
«Рерих. Подлинная история русского Индианы Джонса»
На ВДНХ отметят 90 лет со дня рождения Юрия Гагарина
«Псковитянка» в Большом театре
ХХII Зимние дипломатические игры
«Гештальт художника или внезапная ретроспектива»
Гравюрный кабинет Фрэнсиса Хаскелла
На ВДНХ завершаются работы по монтажу катка