 |
Посмотрел спектакль «Степь» по повести А.П. Чехова. Как можно
сыграть степь? Невозможно. А в повести Чехова, главное
действующее лицо степь. Оказывается, нет в театре ничего
невозможного. На заднем плане, вплотную к стене стояли на
высоком взгорке пятнадцать молоденьких девушек, студенток
Театрального института ГИТИС. И тихо начинают тянуть песню,
бесконечно протяжно, так что песня превращается в одни
гласные звуки, еле слышно. В лучи софитов попадали оголенные
участки тел: колени, руки, плечи. И мгновенно передается
замысел и суть всей постановки, сразу, в первой сцене с
первых звуков, с первых высвеченных плеч и коленок. Пока
досчитаешь до пятнадцати. Степь это они. Невозможно в театре
показать даль, показать ничем не загороженный горизонт. Но
можно создать метафору. Степь это молодые девушки. Это душа
степная. Степь не паханая, не ораная, не объезженная,
девственная и неоглядная. Степь вообще женское. Насколько
хватает глаз, необъятная, беззащитная и невероятная. Это
женское начало природа, собственно, как и сама Русь.
Как сыграть природу в театре? Дождь, ветер, облака, горизонт,
степь? А вот здесь это сыграно, показано, пережито. Можно
жить в степи всю жизнь, и ничего не знать о ней. Не
чувствовать ее, не дышать ей. А в театре, на этом спектакле,
можно узнать главное. И увидеть Душу Степи. И почувствовать
Степь, как живое существо.
- Степь широоока-а-а-а-а-я.
Поют девушки бесконечно протяжно. И больше никакой
информации. И этого достаточно.
Потом девочки будут предавать звуки степи. Кто-то крикнет
звонким голосом, голос подхватят, чтобы мы почувствовали
сумасшедшую даль. И мы оглохнем от визга. Обоз едет по
степи. Перегоняют табун лошадей, собственно, в этом сюжет
повести. Главной герой мальчик, Егор, которого везут в город,
в данном спектакле в Москву, учиться. И в следующей сцене
девушки станут табуном сама степь обернется этим табуном
лошади фыркают, бьют копытами, и как удачно, что у всех
девушек длинные, распущенные волосы, и они ими помахивают,
как лошадки хвостами, обхлёстывая себя по бокам.
Едет обоз и ему встречается на пути корчма и хозяин корчмы
молоденький еврей с длинными пейсами упрашивает остановиться,
попить чайку, как не вспомнить Смоктуновского, неподражаемо
сыгравшего эту роль в кино. Но есть в корчме и угрюмый
еврей, который знает только силу денег и совсем не любезен, а
хамит и дерзит проезжающим.
Едем дальше, встречается болотистая местность, камыши, едем
сквозь камыши. Для Егора здесь, на привале, среди шуршащих
камышей, открывается другой, живой мир, полный необычайных
существ. И камыши, и бабочки, и лягушки, и слепни, - эти все
роли отданы девушкам. Они природа. И мальчик даже пытается
поймать какое-то существо, но оно дразнит его и улетает. А
потом садится на плечо.
Спектакль идет на довольно высоком станке, через который
легко перемахивают молодые актеры. Этот станок изображает
повозку, КАМАЗ, а то и дорогу, по которой проезжают катком.
А в одной сцене на края этого станка навешивают покрышки,
ложатся, как ложатся на землю, чтобы посмотреть в небо, или
разглядеть травинки, припасть к земле. Опять звучит протяжно
песня и создается впечатление, что не по степи едут, а сама
степь едет. Степь едет и везет на себе актеров и весь
зрительный зал, так же, как и наша земля везет нас на себе,
вращаясь помаленьку вокруг солнышка.
И опять степь. Я словно сам проехался по этой безмерной
степи, видел восходы и закаты, и палило меня солнце и
оживляла опаленного солнцем, река. Не знаю, чей это замысел.
И был ли сформулирован этот замысел, что степь это женское
начало. Но именно этот замысел решает в спектакле все. Можно
иметь Смоктуновского в труппе, можно иметь Ермолову, это не
важно. Потому что здесь режиссерское решение играет за всех
будущих Смоктуновских.
Сколько молодости, надежды, сколько силы в лицах этих
студенток, в их молодых, полуобнаженных телах. Это само
плодородие, зеленые ростки, за ними будущее, и, несомненно,
будущее театра.
Табун с фыркающими лошадьми, буря, которую создает на сцене
огромный вентилятор и взмывающие вверх половики, и волосы.
Река, вода, течение, и водоросли, и рыбы которых вылавливают
парни это все отдано на олицетворение девушкам.
И вот по пути обозу встречается церковь, священник раздает
свечки, кропит водой. Церковь это тоже женского рода.
Вообще, вся Русь женского рода, убеждает нас спектакль. И ее
олицетворение девушки. Здесь и церковь решена как одно из
явлений природы. Как Облако, как Дождь. И поют в Церкви
вовсе не церковные молитвы, здесь тоже тянется бесконечная
«о» - «а» - «е» в слове «степьширокая».
Природа отдана студенткам. У мужского состава другие задачи.
Они делатели в этой степи, на этой земле; они погонщики
табуна, они дорожные рабочие, они сторожа на кордоне с
автоматами, они купцы, дельцы.
Кордон, встреченный в степи почему-то вооружен автоматами
Калашникова с подствольниками и яркими, слепящими фонарями.
Почему-то меня это совершенно не возмутило. Степь здесь
тянется вне времени. Она бесконечна, как сама природа. И
легко в ней можно наткнуться на могильники до монгольского
периода и каменных баб, и на отряд, вооруженный не луками и
копьями, не шашками, а Калашами. Эта сценка режиссерски
решена гениально. В ночи отряд кордона переговаривается по
шипящей рации. Повторяя по ней слова, сказанные не по рации.
Студенческий спектакль это не просто учебный спектакль. Я
считаю, что студенческий спектакль это особый театральный
жанр. Есть комедия, есть трагедия, много иных театральных
жанров, и есть студенческий спектакль. Мало кто придает им
значение, на них не ходят критики и театроведы. Но я
пересмотрел за свою студенческую и пост студенческую жизнь
множество таких спектаклей в Учебном театре ГИТИСа и могу
сказать, что это неповторимые, ни на что не похожие
спектакли. У всех одно общее качество это молодость и
надежда. Как бы плох и беспомощен ни был учебный спектакль,
во всем, в каждой реплике, в каждой мизансцене присутствует
будущее. Присутствует надежда. И это неповторимые качества,
которые невозможно передать ни в какой, самой совершенной
постановке, самого великого режиссера. И у этих актеров, и у
этого спектакля, точно есть будущее.
Я так понял, из программки, что спектакль создавался
«эскизно». Не знаю, с какого времени в театральном ВУЗе
вместо слова «этюды» стали употреблять слово «эскизы». И
все-таки, это именно этюды, и создавался спектакль этюдным
методом. Работали над ним сначала студенты-режиссеры. Каждый
делал свой эпизод. Таких эпизодов в спектакле, судя по именам
режиссеров-студентов в программке девять.
Замечательный эпизод с дорожными рабочими, встреча с
автоматчиками, потом эпизод с КАМАЗом, на который
пересаживается Егорка, эпизод с дискотекой. Я не понял откуда
взялась в повести А.П. Чехова дискотека, но целиком на
стороне создателей этой сцены, в которой девушки на каблуках,
в модных прикидах, и все одновременно, запрокидывая голову,
пьют из горлышек. И реально пьют, а не только делают вид.
Может быть это в другой степи, заехали «не в ту степь».
Просто степь может обернуться чем-то незнакомым и даже
страшным, ее олицетворение не всегда милые и покладистые
девушки. Она и дыбом может встать и раком. Так что
умиляться не придётся этаким чертовкам, колючкам,
чертополохами, борщевиками, маковыми и конопляными дурманами,
взращенными себе на беду диким полем.
И, конечно, первый этюд «степь» который стал камертоном
спектакля. Кто решил этот этюд неизвестно. Спектакль этот
коллективное творчество. Но первый этюд озарение. Одним
этюдом, самым первым, предопределено все действо.
Потом спектакль из этюдов сводили, склеивали воедино
режиссеры-педагоги курса, я насчитал шесть человек. Потом
весь материал попал к режиссеру-педагогу (главному)
Александру Цою. Ему помогала режиссер-студентка Татьяна
Родина, балетмейстер-педагог Светлана Кузянина. И репетитор
вокального ансамбля Виктория Крючкова.
О вокале следует сказать особо, потому что здесь все живой
звук. Никакой «фанеры». Большая редкость. И удивительно, что
у всех актеров есть голоса, есть музыкальность и чуткость.
Спектакль можно смотреть с закрытыми глазами, только внимая
звукам. Ни одной фальшивой ноты, хотя поют в очень сложных
мизансценах, стоя далеко друга от друга, не рядом. В такой
ситуации неизбежно разойтись. Но нет. Какой-то абсолютный,
природный слух ведет здесь всем. Сама природа дирижирует.
Степь едина в своих звуках, они никогда не расходятся, а
звучат слитно, как ветер в ковыле, как сверчки на стерне. А
сколько песен вспомнили тут о степи!
И потом все это, все этюды, и эскизы, от всех педагогов,
попало в руки Иосифа Райхельгауза, и стало степью, и стало
единой поэмой, стало текущей рекой. Стало театром.
Это поэтический спектакль, и главное в нем не слово, но
метафора. В нем нет никакой злободневности, никакой
политики, никакой чернухи-порнухи. И за это особая
благодарность. Как мы устали от всего этого. Собственно,
искусство и есть глоток чистого степного воздуха. И я дышал
им целый час и пятнадцать минут.
И финал совершенно неожиданный. Такого нет у Чехова. Но все
слова Чеховские. Они взяты из пьесы «Чайка» из записных
книжек. Егор неожиданно вскрикивает: «А я опишу эту степь!»
Он кричит, что почувствовал в своей душе талант. Словно вот
эта степь сама вдохнула в него какую-то свою часть
плодородия. И он говорит и говорит, как он это будет
описывать и уже отрывки из текстов мелькают в воздухе. И даже
материализуются, словно дождь, падают сверху исписанные
странички&
Обычно в статьях бывают, как у лошадей «хвосты» и редактора
их безжалостно обрубают. Пусть обрубят и этот хвост, но я
всё-таки выпишу в строчку всех участников спектакля, спишу из
программки.
Студенты: Катерина Беккер, Владимир Веденский, Богдан Витряк,
Марина Галкина, Александра Иванова, Илья Косилов, Анастасия
Марчук, Рузиль Миникаев, Дарья Никулина, Кристина Орлянская,
Владлена Паплинская, Евгений Рубанов, Дмитрий Рябухин,
Василиса Семенова, Ксения Шабарова. И молодые артисты
театра: Ольга Грудяева, Евгений Козлов, Виктория Крючкова,
Екатерина Лисицины, Мария Раевская, Александр Сеппиус.
Лев Алабин
|
