|
Сергей Анатольевич Старостин был заведующий кафедрой
Российского гуманитарного университета, доктор филологических
наук, член-корреспондент Российской академии естественных
наук. А Вилли по сути был обыкновенным тусовщиком. И вот это
его положение свободного художника, сближало нас. И это его
состояние оказалось под постоянными моими атаками. Я
убеждал его в греховности того, что он не использует свой
дар. Времени у нас для общения всегда оказывалось
предостаточно. Я рисовал ему картины, как вокруг него
создается институт языков мировых цивилизаций. Он отвечал,
что им никто не интересуется всерьез. И, наконец, однажды я
очень крепко нажал на него, убеждая уехать на Запад. И он
ответил мне совсем просто: «Меня устраивает, что есть, а
Запад меня не устраивает». И я от него отстал. И Вилли жил
как птичка, совершенно свободным от званий и независимым от
обязанностей. И чирикал на своих языках.
Приведу абзац, посвященный Вилли из моей статьи об опере
Ираиды Юсуповой «Арфистки в аду». Опера показывалась всего
три раза. И теперь стала легендой.
«Вилли Мельников центральный персонаж оперы. Он сам, а не его
роль. Собственно, он центральный персонаж многих перформансов
Ираиды Юсуповой и ее фильмов. Это известный по многим
телевизионным передачам человек, он знает непостижимым
образом языки исчезнувших этносов и цивилизаций. Пра-языки.
Он их не мог изучить, нет таких учебников, нет и таких
письмен, языки сами вселяются в него. Этот уникальный
человек, языковой медиум и телепат, не нашел в нашей стране
более важного поприща, как участвовать в перформансах.
Очередной «лишний человек». Центральная часть оперы отведена
ему. И он играет самого себя. В художественной ткани оперы
он не вождь, не главный жрец. Возможно, что это дух,
вызванный сакральными ритуалами массовки тоталитарного
культа. Не предмет поклонения, а учитель тайных знаний. По
сути, это реально так и есть. Ираида говорит, что он значится
в опере как Фауст. Наверное, он и в жизни был Фаустом,
вызывая из бездны не Мефистофеля, а символические системы
неведомых миров.
Если бы я не видел много раз его перформансы на различных
вернисажах, то не догадался бы, что он делает в опере. А он
на наших глазах создает драконические граффити, - картины,
которые одновременно являются стихотворениями на разных
языках. Он рисует их на бумаге, а главную картину пишет на
белых одеждах своей возлюбленной. А потом он все их покажет
и прочитает нам. Прочитает на неведомых языках. На тех самых
языках, которые приходят к нему, и на которых никто не
говорит. Это очень впечатляющее зрелище. И убедительное.
Убеждаешься в конце концов, что человек говорит с тобой на
шумерском языке, как гражданин Аккада. На праславянском, на
котором был вызван к нам Рюрик и многих, многих других, чьи
корни только иногда мелькают в словах до сих пор. Он передает
не только смысл, но, что особенно важно и невероятно, звуки
тех языков. Вилли обладает абсолютным музыкальным слухом, и
его импровизированная ария, это звуки исчезнувших языков. Это
стоит послушать в любом случае. Даже если вам совсем не
нравится участвовать в страшной языковой мистерии».
После всего сказанного, расскажу то, что вас уже не должно
удивить, о моем мистическом общении с Вилли.
В день похорон я встал к иконам, чтобы помолиться. На глаза
попалось стихотворение Вилли, я взял его в руки и прочитал
глазами, стоя перед иконами. И вдруг почувствовал, что сам
Вилли здесь. Веселый и понимающий. Я это почувствовал всем
сердцем. Так, как и в реале, в общении с ним никогда не
чувствовал его. Я долго стоял, переживал это удивительное
состояние. Что будет дальше? Но дальше ничего не происходило.
Честно говоря, это был не первый и не единственный раз,
когда мертвые души являлись ко мне.
Прочитав утренние молитвы, я понял, что должен и особо
помолиться о новопреставленном рабе Божием Виталии (с таким
именем он был крещен). И совершенно машинально в конце
молитвослова открыл последование «По исходе души от тела» и
прочитал его одним залпом. Дело в том, что этот канон, хотя и
помещен в любом молитвослове Московской Патриархии, но давно
вышел из традиции. По традиции по покойникам читают псалтырь.
Я и по собственной матери не читал этот канон, а только
псалмы. А тут неведомая сила внушила мне прочитать этот
прекрасный канон. Пока я молился, похороны прошли и я успел
только на поминки. Придя в кафе, я тут же во всеуслышание
объявил, что Вилли являлся ко мне и прочитал стихотворение,
на которое он откликнулся...
ДИАГНОЗ СЕБЕ
Неотвратиканье секунд
в Икараоке океана,
в чьем плеске, замершем во фрунт,
умылась Юлия Пастрана.
Дверь-отопричник повзрослеп.
В скорогоморрках стынет сера.
И озаглавил Имхотеп
мир пирамидою Джосера.
Как, разозлира, ты глупа!
За песни платят в чентезимо!..
Александрийская столпа
спешит скосить дворец озимый.
В китах кипит адреналим:
там хороводолаз без шлема,
и досказательство своим
считает предопредилемма.
В противАгасфер облачить
решись глаголовы веков сам!
Волков ораторскую сыть
подай к столу немногословцам!..
Мой зодиагноз часто врёт.
Благодарю, благовест-готы!
Ведь не боится болеглот
сертификаторжной работы.
И последнее.
У нас с ним было много неосуществленных планов. Он, например,
вызвался расписать мне стену в моей новой квартире своими
драконическими граффити. Но не успел. Не успел он и показать
мне дикие, пустынные и страшные места Кузьминского парка и
Ветеринарной Академии. Эти места мне самому пришлось
исследовать. Я часто ходил к Кузьминскому роднику и набирал
себе воду. И вот, в очередной раз, иду я за водой, за
плечами рюкзак с пустыми пятилитровыми емкостями. Иду к
роднику вдоль тихой речки Чурилиха. Тропинка эта, вдоль реки,
часто пересекается ручьями, через которые приходится
перепрыгивать. Но на этот раз ручей разлился широко, и я
решил ступить в сторону, благо шикарный лиственный ковер
покрывал землю, скрывая все, что под ним. Шагнул и
проваливаюсь по пояс в черную жижу. Болото оказалось очень
глубоким и я буквально поплыл в нем, чтобы выбраться. Так что
и лицо стало черным. Искупался и наелся. И вышел из него
чернее черта.
Наконец, я добрался домой, вымылся под душем. Стал
анализировать случившееся. День 26 октября клонился к концу.
И тогда я вспомнил, что сегодня Вилли было как раз 9 дней. В
этот день душам показывают адские круги ада со всеми озерами:
огненным, ледяным, ну, и грязевым. Так что Вилли исполнил
обещанное, показал мне дикие, пустынные и страшные места.
Конечно, безобидная, скромная Чурилиха это не Стикс. Течет
она в сторону Люблино, мимо Люблинского кладбища, на котором
теперь покоится сам Вилли, потом к Люблинским прудам,
недалеко от которых он жил, на берегу которых любил сидеть,
смотреть на уточек, ныряющих с головой на этих берегах и
родилось то слово, которое определяет его суть. Лингводайвер.
И теперь он уже погрузился с головой и нашел, надо думать
тот, единый язык, на котором говорит вселенная.
|
