 |
Актер рассказал, как снимался фильм о бандитах послевоенного
Ленинграда, за что он любит кино и каково это побывать
царем.
- Сергей, в сериале «Ленинград 46» вы сыграли
героя, который, пройдя через плен и штрафбат, вернулся в
родной Ленинград, но оказался выброшенным из прежней жизни,
где у него была работа, дом и семья. Вы опирались на реальные
судьбы?
- Когда мы снимали сериал, у меня на слуху
было много примеров людей, травмированных войной. Собственно,
война травмировала всех, но речь о тех, кто незаслуженно
пострадал из-за того, что попал в окружение, остался без
наград и т.п. Даже сейчас представители общественных
организаций разыскивают в списках погибших репрессированных
людей и на домах, где они жили, развешивают таблички,
увековечивая их память. Буквально на днях я был на церемонии
вручения премий Комитетом гражданских инициатив.
- Что вас более всего вдохновило в истории вашего
персонажа?
- То, что человек в возрасте 50 лет ушел на фронт, а
вернувшись с войны, оказался в обстоятельствах, которые, как
небо от земли, отличались от его довоенной жизни. Наверное,
если бы в 1941-1942 годах ему сказали, что может такое
произойти, он просто бы рассмеялся. Истинный ленинградец,
влюбленный в свой город, в работу, которая составляла
важнейшую часть его жизни, обожающий жену и дочь,
обстоятельствами был вытолкнут на улицу. Оказался в воровском
притоне, стал главарем с кличкой Учитель.
И здесь мало сказать «От тюрьмы и сумы не зарекайся», жизнь,
которая, как говорил Вампилов, мудрее нас, живущих и
мудрствующих, оказывается, может так повернуть и открыть
такой путь, о котором ты не думал-не гадал, а вот уже идешь
по нему. Именно это мне было интересно, и мы были солидарны с
режиссером. Я старался выстраивать роль таким образом, что
внутри у Данилова все равно живет вера в то, что настанет
момент, когда он заберет свою дочь и вернется в прежнюю
жизнь. Не очень реальный план, но мне было интересно играть
героя с этим желанием внутри.
- Роли фронтовиков одна из убедительных ваших
ипостасей в кино, хотя вы дитя послевоенного времени.
Скажите, благодаря чему возникала такая жгучая правда на
экране, как, например, в эпизоде фильма «Свои», где чекист
Анатолий оказывается под дулом ружья старосты?
- В советском кинематографе было огромное
количество художественных фильмов о войне. Артист должен
много читать и смотреть, а дальше его питает Станиславский «я
в предлагаемых обстоятельствах». Я читал Симонова, Астафьева,
Василя Быкова, Адамовича, Кондратьева авторов, которые
потрясающе писали о войне. Один из самых пронзительных, на
мой взгляд, Василь Быков, я видел его интервью в передаче
«Хвост кометы», когда он жил в Германии. На вопрос ведущего,
что считает главным событием своей жизни, он произнес
«Ничего». И была в этом какая-то невыносимая космическая
правда. «Ничего» - и при этом лицо, вырубленное из гранита,
лицо могучего человека, автора «Сотникова», по которому
поставлен фильм «Восхождение». Смотрел на него и понимал, что
сыграть такое невозможно. Величайший автор.
А что касается эпизода в «Своих», это была импровизация, хотя
эпизод, без текста, был в сценарии Черныха. Когда староста
навел на моего героя винтовку, чекист подумал, что тот убьет
его. Месхиев сказал мне «Говори, что хочешь, но сыграй его
состояние - от истерики до полного безразличия, что его могут
убить. И в то же время он кричит, и в этой истерике главной
фразой должна быть «Мы же свои, свои!» Возможно, эта фраза и
была у Черныха, но мы ее не репетировали. И сняли, по-моему,
всего два дубля, я говорил, что мне приходило в голову - на
тему, предложенную режиссером.
- Вы дважды работали с Анджеем Вайдой сыграли
капитана Лебядкина в его постановке по «Бесам» в
«Современнике» и капитана Попова в фильме «Катынь» - что
думаете об этом художнике? И правда ли то, что вы на четверть
поляк?
- Наверное, да, если мама моя наполовину
полька, ее отец, мой дед поляк. По поводу фильма «Катынь»:
одним из замечательных моментов, с исторической точки зрения,
считаю то, что мы публично, на весь мир, признали свою вину.
И, насколько мне известно, приняли участие в создании
мемориала в Катыни. Что тут скажешь, нет, наверное, в мире
такой страны, которая без греха. Отец Вайды, в числе
«катынских офицеров», находившихся в Катыни, в монастыре на
Селигере, на Украине, был расстрелян под Харьковом. И Вайда
всю жизнь мечтал снять эту картину, и мало кто знает, что
сценарий, по которому он начал наконец снимать фильм, был
98-м.
Перед этим он отверг 97 сценариев, и не потому, что такой
отвергатель. Например, мне он сказал «С одной стороны, я был
не готов, мне нужно было прожить какую-то жизнь, стать
старше, с другой, должен был наступить момент, и, в-третьих,
мне приносили, в основном, прямые истории». И вдруг к нему в
руки попал сценарий, где о трагедии рассказывалось через
судьбы женщин и детей, потерявших родных людей. Необходимость
показать эти семьи убедила Вайду. Кстати, эпизод со мной был
придуман им задолго до съемок.
Анджей был уникальным человеком, сохранившим детскость души,
ясность и чистоту ума. Он обладал потрясающим юмором, теплой
энергетикой, улыбчивой натурой, и ты при первой встрече с ним
понимал, что рядом с тобой человек, который точно знает, что
хочет сделать. Ты чувствовал, что он рад поделиться с тобой,
и обязательно обо всем расскажет.
- Чем запомнились репетиции
«Бесов»?
- Тем, как быстро режиссер трансформировал в спектакль такой
массивный, многонаселенный роман. Помню, у нас было всего две
читки, а обычно на таких пьесах застольный период
растягивается на пару недель. Потом он сказал «Потерпите,
пока я «развожу балет», не проявляйте инициативу, а потом дам
вам свободу». Так и было: указав нам, кто где сидит и что
говорит, он позволил нам существовать в этой конструкции так,
как хочется. И был открыт к предложениям. С Вайдой, что на
сценической площадке, что на съемочной, ты ощущал, что
находишься рядом с человеком-загадкой. У него внутри было так
много того, чего ты не знаешь, и в любую секунду это могло
проявиться.
Помню, на съемках «Катыни» мы сняли дубль с актрисой, и
Вайда, подойдя к нам, стал делать замечания - мне, ей, снова
мне. И вдруг на секунду задумался, и, замолчав, посмотрел по
сторонам «Скажите, а где Павел»? Пауль Эйдельман, оператор,
был рядом. «Слушай, - сказал ему Вайда, - тебе не кажется,
что эта дверь слишком светлая? Принесите-ка краски и кисть».
Принесли, и он, остановив процесс, начал красить дверь. В
этом не было вызова или недовольства, что не так покрашено.
«Мне кажется, она должна быть темней», - спокойно сказал, и
не спеша начал красить большую филенчатую дверь. Красил
профессионально - макая кисточку, заглаживая поверхность.
Отходил, смотрел на свою работу издалека, говоря сам себе
«Вот так, наверное, будет лучше». Снова красил. А группа
давно замерла, ничего не понимая. Докрасив до половины, он
положил кисточку на банку и вернулся к столу. Подошел ко мне
и сказал «Вот здесь, после этих слов, увеличь паузу...
Мотор!»
- Когда вы видели Вайду в последний раз?
- В 2007 году мы встречались в Лос-Анджелесе,
на Оскаре. А в 2010 году я приезжал в Польшу, и за ужином он
сказал «Хочу, чтобы мы еще поработали». Этому не суждено было
сбыться... Мне удалось слетать в Краков на похороны
Анджея& А недавно в Екатеринбурге, в Ельцин-центре я
участвовал в вечере его памяти.
- Год кино был для вас результативным стали ли
открытиями эпизодическая роль провокатора Однорукого в
«Дуэлянте» Мизгирева и императора Александра III в
скандальной «Матильде» Учителя?
- «Дуэлянта» пока не видел, но хорошо помню,
как когда-то назвал аморальным фильм Алексея Мизгирева
«Кремень», несмотря на то, что, с точки зрения кино как
искусства, сделан он был очень хорошо. Леша учился во ВГИКе у
Вадима Абдрашитова, которого считаю одним из важнейших своих
учителей, снимался у него в фильмах «Армавир» и «Время
танцора». А с Мизгиревым мы пересеклись на дне рождения
одного продюсера. Он рассказал мне о замысле «Дуэлянта», я
тоже кое-чем поделился. А через два дня он позвонил мне и
предложил сыграть Однорукого. Я прочитал сценарий, мы чуть
допридумали роль, и я снялся в эпизоде. Всего два дня, но мне
очень понравилось работать с Мизгиревым. Волевой, жесткий
режиссер умеет установить ритм съемочного дня. Запомнилось,
как менялись его глаза, когда шла рабочая смена. В нем как
будто включалось какое-то напряжение. Мечтаю еще поработать с
ним, и, по-моему, это взаимно.
Что касается «Матильды» Учителя, мы давно дружим с Алексеем,
я снимался в его картине «Край». Вначале с юмором отнесся к
его предложению сыграть царя, долго отпирался, но Алексей
Ефимович все-таки заставил меня сделать пробу. Сделали, и
меня не то, чтобы убедила моя визуальная похожесть, а
заинтересовал сценарий, я поговорил с режиссером и решился на
отчаянный шаг. Сыграл Александра III и не пожалел об этом. У
меня были потрясающие партнеры польская актриса Михалина
Ольшанская (Матильда Кшесинская), немецкий актер Ларс
Айдингер (Николай II), Ингеборга Дапкунайте (императрица
Александра Федоровна). Что у нас получилось, время покажет.
Но иерархи нашей церкви, видевшие только трейлер картины, уже
написали огромное количество жалоб в прокуратуру, что это
кощунство. Но какое же это кощунство вспоминать историю?!
Если бы это был какой-то позорный факт из жизни Николая II,
может, и не стоило бы снимать, а мы рассказываем о романе
молодого человека с балериной, да что ж тут плохого?!
Мы вообще снимали фильм в первую очередь о человеке, а если
уж рассматривать любовную историю Николая II как грех, то
пусть бы те, кто пишет жалобы, вспомнили, что самые великие
святые, начиная с апостола Павла, были величайшими
грешниками. Как и Мария Магдалина. Утверждают, что искажена
действительность, но сценарий менялся, было до сорока
вариантов, и никто не мог читать тот, по которому снимался
фильм. И уж точно никто из тех, кто пишет жалобы, не видел
фильма. Как можно по цитате из романа говорить о том, что это
лживый роман?!..
- Вы снимались у блестящих режиссеров, кто из них
в большей степени угадал вашу природу?
- Их, действительно, было много - и Абдрашитов, и мой самый
первый режиссер Алексей Симонов, и Сергей Соловьев, Никита
Михалков и Павел Лунгин, Вайда и, конечно же, Павел Чухрай.
Эти люди сыграли огромную роль в моей кинематографической
судьбе, причем, к режиссерам, которые младше меня Валерию
Тодоровскому и Дмитрию Месхиеву отношусь тоже как к своим
учителям. При этом, всегда отдаю отчет, что фильмография,
перевалившая за цифру 150, на самом деле, никак не связана с
качеством и художественной ценностью. Одни картины остаются
деньгами в твоем кармане, другие замечательной компанией и
прекрасным процессом, а третьи просто местом, где это
происходило. И очень редко картина становится частью твоей
жизни, именно так произошло, к счастью, с фильмами
режиссеров, которых я перечислил.
- «Кино умерло - кино живо» - который год уже
слышим этот спор, вы в каком лагере?
- Ни в каком. Для людей, муссирующих такие фразы, у меня
есть поговорка, слегка смягчу: «Болтать не сено косить».
Огромное количество кинематографистов снимают фильмы и
сериалы, целая армия зрителей смотрит их, на мировых
фестивалях постоянно признают наши работы «Фауст» Сокурова,
«Левиафан» Звягинцева и совсем недавно - «Рай» Кончаловского
(«Серебряный лев» в Венеции). И если сравнивать наш
кинематограф с американским, безусловно, как индустрия от
лидера мы отстаем, но в художественном отношении - нет.
- А почему артисты всегда признаются в любви к
театру, много снимаясь при этом в кино?
- Театр и кино до такой степени различаются по
импульсу, производству и воплощению образов, что
объединяющими моментами назовем, разве что, текст, грим и
костюм. Так что, за счастье можно считать возможность
заниматься таким двоеборьем, лично я признаюсь в любви к
театру и кино в равной степени. Чего мне не хватает в театре,
нахожу в кино и наоборот.
- Вдохновляют ли вас современные авторы?
- Вне сомнения. Они нужны были во все времена,
и, заметьте, постепенно превращались в классиков, говорю о
Розове и Володине, Вампилове и Рощине. И сегодня есть молодые
люди, как братья Пресняковы, Ярослава Пулинович, Анна
Батурина, по пьесе которой «Фронтовичка» в «Современнике»
идет спектакль «Скажите, люди, куда идет этот поезд?», и
отрицать их творчество бессмысленно.
- А что говорите, когда классика движется в
сторону таких спектаклей, как «Князь» Богомолова по «Идиоту»
Достоевского, который недавно сняли с репертуара в «Ленкоме»?
- Не вся классика движется в сторону таких
спектаклей, приглашаю зрителей на «Позднюю любовь» по
Островскому в нашем театре. Спектакль решен современно,
художник, режиссер и актеры смотрят на эту историю через
призму молодежного взгляда. Образно говоря, одет он в
современную одежду, и ему это не мешает. Безусловно, я
консервативен в своем отношении к тем, кто пытается
переделать текст и сюжет Достоевского, но меня не пугает, что
завтра «в Достоевском» люди выйдут на сцену в спортивных
костюмах и с мобильными телефонами. Пожалуйста, выходите,
главное, чтобы осталась мысль, эмоция, страсть Достоевского.
А пример с «Князем» неубедителен: это эксперимент, который не
войдет в историю русского театра. Относитесь легче к такому
опыту. Идите в театр Вахтангова и смотрите «Евгения
Онегина».
Продолжение http://www.akrida.ru/news/16681.html
|
