 |
Имя Глеба Шульпякова уже давно и хорошо известно в
литературной и культурной среде: поэт, прозаик, переводчик,
телеведущий и это лишь некоторые из его ипостасей...
Творческие вечера Шульпякова проходят довольно часто, и
очередная такая встреча не стала бы каким-то необычным
событием, если бы не ее предыстория. На этот раз Глеб стал
гостем Литературно-музыкального салона Ирины Шлионской,
которая «по совместительству» является его бывшей
одноклассницей и сокурсницей по журфаку МГУ. Мероприятие, по
традиции, прошло в Доме ученых города Троицка (Новая
Москва).
До третьего класса Глеб учился в средней школе №3, куда
ходила и будущая хозяйка литературного салона Ира Шлионская.
Более того они жили на одной улице! В 1980 году семья
Шульпяковых переехала, а в 1988-м Глеб и Ирина встретились
вновь, на этот раз во дворе факультета журналистики МГУ, куда
оба приехали поступать после окончания десятого класса.
Удивительно, но оба в итоге стали писателями. На счету
каждого множество вышедших книг,только Шульпякова больше
знают как поэта, а Шлионскую как публициста. И вот
возвращение в город детства. На встрече Глеб в основном читал
стихи из последнего сборника «Белый человек». В том числе и
те, что посвящены Троицку.
Казалось бы, что может быть общего между лондонскими
блужданиями молодого журналиста и его полузабытым школьным
детством? Но в стихотворении с претенциозным названием Camden
Town Шульпякову удалось соединить эти очень разные
воспоминания. Сначала речь идет о том, как
лирический герой (читай автор) выменял у приятеля на серию
болгарских марок флоры журнал «Англия» на русском языке, на
глянцевой обложке которого размещалось фото мальчика
в очках на позолоченной цепочке,
и белой отутюженной рубашке
и черных лакированных ботинках,
который у решетки с вензелями
стоял и наблюдал, как старый негр
рисует на заплеванном асфальте
у ног прохожих свой автопортрет.
Много лет спустя герой попадает в Лондон на Camden Town,
покупает там на толкучке черные ботинки и надевает их тут же,
на месте «у решетки с вензелями». И сразу наплывают
воспоминания далекого детства, и он видит себя,
мальчика с портфелем из клеенки,
который на Сиреневом бульваре
уходит от меня все эти годы,
заваленные корками граната
и фантиками тех времен, когда
в крови бежала кровь, а не вода,
(и даже не крепленое вино).
Давным-давно. Давным-давно.
Давным-давно.
Еще одно яркое детское воспоминание кинозал в старом троицком
Доме ученых, куда Глеб с друзьями бегали смотреть «взрослые»
фильмы, тогда, в конце 70-х годов прошлого века, только что
вышедшие на экраны (если туда пускали «детей до 16»).
Кинотеатр давно закрылся, но «Человек-
невидимка», снятый по роману Уэллса, в своем пальто, под
которым зияет пустота, не уходит из стихов Шульпякова,
который отождествляет себя с этим персонажем:
* * *
человек на экране снимает пальто
и бинты на лице, под которыми то,
что незримо для глаза и разумом не,
и становится частью пейзажа в окне
я похож на него, я такой же, как он,
и моя пустота с миллиона сторон
проницаема той, что не терпит во мне
пустоты как вода заполняя во тьме
эти поры и трещины, их сухостой
и под кожей бежит, и становится мной
И дальше продолжает разворачиваться нить воспоминаний, в
начало студенческих «лихих 90-х», и в этих на первый взгляд
незатейливых строчках вся драма поколения, молодость которого
пришлась на слом эпох:
Окликни меня у Никитских ворот
и лишний билетик спроси по привычке.
«А помнишь, в «Оладьях» - вишневый компот
и как на домах поменяли таблички?»
Здесь были когда-то «Пельмени»
и водка бежала по вене
актера, который умрет, отыграв
премьеру в театре, и ляжет на полку
«Повторного фильма» в Калашных рядах,
навеки зашторив свои телескопы.
«Так что же ты, господи, медлишь?
И сколько еще мне намелешь?»
Вот «Рыба», а в «Рыбе» судак на гвозде,
вот палтус как связка с ключами от храма,
где нас обручали в сырой темноте
и лавочки спят в полосатых пижамах.
Горит вознесенская свечка.
Стучит за подкладкой сердечко.
Повторного фильма последний сеанс!
В пустом кинозале скрипят половицы.
Но это кино было только про нас.
И эта комедия не повторится.
В перерывах между чтением стихов выступила с академическим
вокалом троицкая певица Екатерина Львова, также бывшая
одноклассница Глеба Шульпякова и Ирины Шлионской. Она
исполнила Music for a while Генри Перселла, Se tu mami
Джованни Баттисты Перголези, арии Лауретты из оперы Джакомо
Пуччини «Джанни Скикки», Ипполиты из оперы Антонио Вивальди
«Геркулес на Термодонте», Альмиры из оперы Г.Ф. Генделя
«Ринальдо». Композиции о любви, о жизни и смерти
удивительнейшим образом перекликались с творчеством поэта.
Впрочем, разве не об этом любое творчество? Все мы родом из
детства и всю жизнь находимся в поисках своей идентичности,
которая, по стечению обстоятельств, может пересечься с
чьей-то еще, например, через поэзию и музыку.
Лидия Тройницкая
|
